Часть 2
Исчезла владелица крупного рекламного агентства Светлана Томилина. Нанятые мужем сыщики пока не напали на ее след. А Светлана Анатольевна в это время сидит запертая в каком-то подвале и вспоминает свою жизнь: бедное детство в многодетной семье, беременность в 14 с половиной лет, роды… Ребенка у Светы купила состоятельная бездетная чета. Деньги, полученные за дочь, впоследствии помогли Светлане высоко взлететь. Никто не знает, сколько других проступков (или преступлений?) совершила эта женщина в погоне за богатством и карьерой. Никто, кроме той, которую она когда-то родила и продала…
…Вечером Томилина услышала, как скрипит задвижка, поворачивается в замке ключ. Кого угодно ожидала она увидеть, но только не Олю Савкину!
***
– Глазам своим не верю! Оля! Тебя тоже похитили? Расскажи, как дела в коллективе, что обо всем об этом говорят! Не знаешь, уже требовали выкуп? А то со мной здесь играют в «молчанку»…
– Здравствуйте, Светлана Анатольевна! – голос у девушки жесткий и очень взрослый. Не такой, как всегда. Будто со Светланой говорит сейчас 50-летняя женщина. – Это я вас похитила, госпожа Томилина.
– Ты-ы-ы?? Шутишь! Зачем тебе меня похищать?
Оля села на стоявший возле кровати стул:
– Разговор у нас будет долгий, ибо вы не из тех людей, кто все схватывает на лету.
Томилина вспылила:
– Что ты себе позволяешь?! Кто ты, и кто я!
– Вы – Светлана Анатольевна Яковлева. Я – девочка, которую вы 22 года назад родили и продали!
Лицо Томилиной стало землисто-серым. Однако она быстро пришла в себя:
– То-то мне всегда казалось, будто я тебя где-то видела…
– Нет, не видели. Просто во внешности есть что-то общее. Очень надеюсь, что на этом наше сходство заканчивается…
– Чего ты хочешь? – перебила ее Томилина. – Денег? Не дам!
– Ошибаетесь! Есть кое-что дороже денег!
Светлана Анатольевна вопросительно вскинула бровь. Взгляд у Оли стал беспощадным, колючим:
– Я хочу отомстить за своих родителей, маму и папу Ковалевых!
Глаза Томилиной забегали, пальцы на руках предательски задрожали:
– Что ты имеешь ввиду? При чем здесь Ковалевы? Разве тебе плохо было с ними? Или ты предпочла бы жить в нищете, с дедом-алкоголиком и сварливой бабкой? Я не смогла бы тебе дать то, что ты имела у Ковалевых!
Эмоции, которые Савкина пыталась сдерживать, прорвались наружу. Она крикнула:
– Ты убила маму и папу! Ты сделала меня сиротой! Знаешь ли ты, что значит быть детдомовкой?!
– Мое детство прошло в бедности, – отвечала ей Светлана. – Да, сейчас я могу многое себе позволить. Мой муж не понимает, зачем я покупаю так много платьев, которые никогда не надену, зачем у меня стоят нераспакованные коробки с обувью, которую я не буду носить… Я делаю это впрок! Понимаешь? Как хозяйки заготавливают на зиму картошку и консервацию!
Светлана приблизила свое лицо к Савкиной и продолжила:
– Я боюсь, вдруг опять для меня наступят тяжелые дни, вдруг опять я стану нищей! Я до сих пор не могу наесться мороженого и шоколадных конфет, хотя могу позволить себе купить целый кондитерский магазин! Что ты понимаешь в этой жизни, соплячка?! Подумаешь – детский дом! О тебе государство заботилось! А у моих родителей не было денег на лишний кусок хлеба! Так кто из нас более несчастный? Но я на свою жизнь не жалуюсь, и тебе не советую.
– Ты не услышала, не поняла меня! Я спросила, зачем ты убила моих родителей? Тебе мало было денег, которые они за меня заплатили??
«Я не убивала!» – хотела сказать Светлана. Но язык не повиновался ей.
– Никто не знает, где вы сейчас находитесь, убийца Светлана Анатольевна Яковлева! И если я захочу, никогда и не узнает! – сказала Савкина и вышла.
За эти дни она очень устала. Не физически – морально. На работе все волнуются о Светлане Томилиной, и ей нужно делать вид, что она тоже переживает. Но она давно, еще с детских лет вынашивала мысль наказать это «чудовище»!
***
Оля попала в детский дом в 7-летнем возрасте. Дети там были в основном из неблагополучных семей. Девочка молча сносила обиды. Она мечтала о том, чтобы у нее выросли крылья – тогда она сможет полететь на небо, куда ангелы забрали ее маму и папу. Но крылья не росли, и ангелы за ней почему-то не прилетали.
Оля часто уходила из детского дома. Бродила по рынку, останавливалась возле церковных ворот, рядом с нищими. Иногда прохожие подавали ей деньги, но чаще булочку, конфеты, сладкий сырок. В жару конфеты и сырки таяли, и платья у маленькой Оли вечно были испачканы.
Однажды какая-то старушка взяла Олю за руку и повела куда-то. Девочка не сопротивлялась. Куда угодно – только не назад, не в детский дом! Они со старушкой долго ехали в запыленном автобусе. Наконец, бабушка ввела Олю в большой прохладный дом.
– Зови меня бабой Асей! – сказала.
Она искупала Олю в корыте, надела длинную рубашонку и усадила за стол. Поставила перед девочкой тарелку с борщом, стакан с компотом:
– Ешь, а я пока твои вещички постираю.
От сытости Оля уснула прямо за столом. Ей приснились мама и папа. Они ехали на красивой машине и улыбались Оленьке. «С вами хочу!» – просила она. «С нами нельзя! – отвечала мама. – Оставайся с бабой Асей. Она тебя любить будет».
Оля проснулась. Баба Ася сидела на низенькой скамеечке возле кровати. Старческие глаза ее слезились. Оля слезла с кровати, погладила ручонкой выбившиеся из-под косынки седые волосы своей спасительницы:
– Можно, я с тобой буду жить?
– Нужно, дитятко. Одинокая я, ты – тоже. Вот и будем друг за дружку держаться.
…Когда Оле исполнилось 15 лет, она рассказала бабе Асе историю, которую поведала ей мама перед своей смертью. 7-летняя Оля тогда почти слово в слово ее запомнила…
***
Женщина, вошедшая в кабинет, небрежно бросила:
– Не напрягайте свою память, Владимир Иванович, я – Светлана Яковлева…
Последний раз Ковалев видел ее 5 лет назад.
– Вы очень изменились, Светочка, я сразу и не узнал…
– Без сантиментов, господин Ковалев! – жестко сказала Яковлева. – Сейчас в присутствии нотариуса и адвоката (они дожидаются в приемной) вы перепишите на мое имя свою контору и все остальное, чем владеете. Если скажете «нет», ваш дом с женой и дочерью тотчас взлетит на воздух! Мне нужно всего лишь эту кнопочку нажать.
Ковалев увидел в руках Светланы не то мобильный телефон, не то пульт от телевизора.
– Ты об этом так спокойно говоришь?? Мы же не чужие тебе! Тем более – Олечка!
– Я предупреждала: без сантиментов!
«Она сумасшедшая!» – Владимир Иванович реально испугался за жену и дочку. И все же он сделал попытку спасти положение:
– Света, я дам тебе деньги. Но агентство…
– Значит, не договоримся? – с угрозой произнесла Светлана. И направилась к выходу. Ковалев – за ней. В дверях появился мужчина, толкнул Ковалева в грудь. Светлана вышла.
Минут через 20 после того, как посетитель покинул кабинет шефа, туда вошла секретарша Верочка, и почти сразу донесся ее истошный крик. Владимир Иванович сидел в кресле, свесив голову на грудь. Он дышал, но был без сознания.
Ковалев пришел в себя в больнице. О том, что произошло в кабинете, говорить отказывался. По его требованию и в милицию ничего не сообщали.
У рекламного агентства сменился владелец, и через 2 дня все его сотрудники были выброшены на улицу…
«Ничего, Ира, – успокаивал супругу Ковалев. – Деньги, бизнес – не самая страшная потеря. Главное, что нас по-прежнему трое, и мы вместе!»
А спустя месяц Владимира Ивановича не стало – обширный инфаркт! До похорон мужа Ирина Викторовна как-то держалась, а после слегла. Маленькая Оля не отходила от постели матери, теплыми ладошками гладила Ирину по щекам, приговаривала:
– Ты самая лучшая мамочка на свете!
Ирина Викторовна натягивала теплое одеяло до самого подбородка, но не могла согреться, несмотря на то, что за окнами был жаркий июль. Ее знобило.
– Доченька, любимая… Не я родила тебя, но ты – самое большое мое счастье! Мы с папой очень любили тебя! И на том свете будем продолжать любить! Хоть ты еще маленькая, но умная девочка. Постарайся запомнить то, что я тебе сейчас скажу…
***
«И я все запомнила, – говорила Оля бабе Асе. – Мама все время держала меня за руку. Я чувствовала, как ее пальцы становятся все холоднее и холоднее. Тогда еще я не понимала, что это жизнь уходит из маминого тела. Мне казалось, если я своим телом согрею маму, она выздоровеет. Я легла рядом, мама крепко обняла меня, и мы уснули. Проснулась я утром. Маму не колотил озноб, но тело ее по-прежнему было холодным. Я хотела взять еще одно одеяло, чтобы укрыть им маму. С трудом выбралась из постели и поняла, что мамы больше нет…
Мне стало страшно. Я побежала к соседям, забарабанила в дверь… Но сказать ничего не могла – у меня отнялся язык. Помню, на кладбище, когда опускали гроб, я крикнула:
– Мамочка, я с тобой!
И едва не свалилась в яму. Потом был детский дом… Но это вы уже знаете».
Продолжение в следующем номере