Анютины глазки

Анна шмыгнула носом, потерла кулаком сухие глаза.
– Какие добрые люди? Какие деньги? Ты что, продала Ваньку?
– Продала, доченька, продала…

Валентина Индовицкая,
специально для 
«Судебно-юридической газеты»

В распахнутые окна врывался утренний свет. Ветер колыхал легкие занавески. Весело перекликались горлинки. Передразнивая кота, коротко мяукнул в густой кроне скворец. Какое счастье – жить в раю! Таня (имена и фамилии изменены) сладко потянулась, открыла глаза… Не успела расстаться с приятным сновидением, как дверь в комнату распахнулась – на пороге явилась мать. К обветренным губам прилипла сигарета, в руке – бутылка водки и пакет, из которого густо пахнет дешевой домашней колбасой.

…После уроков идти домой не хочется. Но Таня беспокоится о Ванюшке, 3-летнем братике. Если мать не отвела его утром в детский сад, он сейчас сидит один в запертой комнате, голодный…

Из комнаты доносится мощный храп. Мать спит, положив голову на стол с остатками еды и выпивки. Ванюшки нет.

В саду братишки тоже не было. Таня бросилась домой. Мать сонной мухой двигалась по комнате с веником в руках, пыталась навести порядок.

– Где Ванька?

– Ванюшка? Он у добрых людей. Ему там хорошо. Мне денег много дали. К лету тебе обновку куплю. Сама в больницу лягу – лечиться. Болею я, доченька…

Анна шмыгнула носом, потерла кулаком сухие глаза.

– Какие добрые люди? Какие деньги? Ты что, продала Ваньку?

– Продала, доченька, продала…

Анна села на грязный пол и заплакала по-настоящему.

– Быстро говори, кто эти люди, где они? – Татьяна замахнулась на мать, и та съежилась от страха, залепетала что-то невнятное.

Таня побежала к соседке, Екатерине Петровне. Вместе с ней пошли в милицию. Там пообещали, что Ванюшку обязательно найдут, но это дело времени, потому что пока нет никаких сведений о людях, в чьи руки попал ребенок.

Допрос Анны Мезенцевой ничего не дал. Скоро ее поместили в закрытое отделение психиатрической больницы. В связи с этим Таню хотели определить в детский дом, но Екатерина Петровна взяла ее под свое «крыло», и девочку оставили в покое. Тем более, что на днях ей должно исполниться 16 лет.

…В этом семейном альбоме хранилось Танино и мамино счастье. Оно оборвалось на пятом году Танюшкиной жизни. Как-то девочка спросила у соседки:

– Вы помните, когда и как это случилось, тетя Катя?

Екатерина Петровна задумалась, будто не расслышала или не поняла вопрос. Потом заговорила:

– Был у Анечки любимый человек – капитан дальнего плавания. Он приезжал сюда несколько раз. Красавец мужчина! Старше Анюты лет на 10. От него она тобой забеременела. Ей вот-вот рожать, а капитан исчез. Анечка переживала – очень она любила своего капитана. За год до того, как тебе в школу идти, начала Аня пить. Лет 5 назад уехала куда-то – ты тогда в лагере отдыхала. Вернулась в конце августа. А в марте родился Ванечка. Я почти уверена, что Аня к нему ездила. Да только опять у них не склеилось. С тех пор запила Анюта сильнее прежнего…

После того, что Таня услышала от Екатерины Петровны, ее отношение к матери изменилось. Она теперь видела не вконец спившуюся алкоголичку, а глубоко страдающую женщину.

В субботу Таня отправилась в больницу к матери. Анна Мезенцева выглядела очень неплохо – лицо посвежело, щеки округлились. Неожиданно она заговорила о Ванюшке.

– Найди его! Мне снился сон: Ване плохо, он болеет… Он хочет вернуться назад, а его не пускают. Цепи держат сына! Цепи!

Анна билась головой о стену и выкрикивала: «Цепи! Цепи!.. Ванечка, сыночек мой!..»

Где искать брата?

– Ну, скажите, – восклицала девушка, беседуя с Екатериной Петровной, – как мать могла продать родного ребенка?!

Время шло. Лечение в психиатрической больнице не вернуло Анну Мезенцеву к нормальной жизни. Она стала похожа на растение: ела, пила, справляла естественную нужду, ни о ком и ни о чем не беспокоилась. Часто угрюмая, порою злобная, она никого не узнавала. Когда Татьяна навещала ее, она каждый раз спрашивала:

– Ты кто? Зачем пришла? Убить меня хочешь? – и убегала.

Татьяна устала от сумасшедшей матери, от безрезультатных поисков брата. Она решила оставить все, как есть.

…Старый 2-этажный дом, в котором проживала Татьяна, готовили под снос. На его месте собирались построить современный супермаркет. Жильцам предложили квартиры в новом микрорайоне или денежную компенсацию.

К тому времени умерла Екатерина Петровна. Перед смертью она составила завещание, в котором единственной наследницей своей 2-комнатной приватизированной квартиры указала Татьяну Мезенцеву. После сноса старого дома Таня стала обладательницей новой квартиры и денежного счета в банке. Деньги для Вани пригодятся!

…Анна Мезенцева умирала. Когда дочь в очередной раз пришла навестить ее, мать заговорила торопливо:

– Танечка, Бог подарил мне несколько здравых минут для того, чтобы я успела тебе все сказать. Я чувствую: Ваня в городе! Найди его и от себя не отпускай! Простите меня, дети…

По городу были расставлены рекламные щиты с детскими фотографиями Ванечки и Тани: «Такими мы были 15 лет назад. Брат, отзовись! Я ищу тебя!» С экрана телевизора Татьяна обращалась к горожанам: «Помогите найти!»

…Иван не видел эти щиты. И телевизор не смотрел. Он жил за городом, помогал знакомому пасечнику в его пчелином хозяйстве. 2–3 дня в неделю бывал в городе, и всякий раз ноги сами несли его к супермаркету. Иван уже знал, что дом его был именно здесь. Надеялся, что когда-нибудь встретит сестру и маму.

Он сидел на скамейке и ел мороженое. Прямо перед ним на асфальт упала чья-то тень.

– Ванечка… Братик…

Голос слышался издалека, из прошлого. «Глюки», – подумал Иван. А голос снова – близко, совсем рядом:

– Ванечка! Братик мой родной…

Он вспомнил этот голос! «Сестренка?» Сквозь стиснутые веки сочились слезы. Он застыдился, вскочил, чтобы бежать…

– Я здесь, братик!

Таня не знала, что брат исчез из дома за несколько дней до того, как она задала матери тот вопрос: «Где Ванечка?» С группой старшеклассников она ездила в Крым на 3 дня на соревнования по спортивному ориентированию. Привезла оттуда подарок для Ваньки – маленький парусник с надписью «Ялта» на правом борту.

…У Анны все внутренности горели огнем. Пересчитав имевшуюся наличность, она купила на вокзале чекушку дрянной водки. Выпила ее там же, возле ларька. А потом села в трамвай и поехала… Дома оказалась только к полуночи. Вспомнила про Ваньку. Протрезвела: «Я же его на перроне оставила!» Заметушилась, будто собиралась ехать за сыном, но таким образом просто пыталась перед собой оправдаться. За окном грохотнул гром, сверкнула молния. «Непогода, – подумала Анна, – завтра поеду».

…Скамейка на перроне холодная, а тут еще ветер подул, дождь начался. Рубашонка на спине быстро промокла, но Ваня не прятался. Боялся, что мама заругает, она приказывала никуда не уходить. Какой-то бомж силком потащил ребенка в зал ожидания. Ваня продрог. Бомжи дали ему половинку булочки, напоили чаем. Он проспал на скамейке до утра. Когда милиционер поинтересовался, чей это ребенок, бомжи ответили: «Наш!»

Анна приехала на вокзал через день. Спрашивала у всех: «Вы не видели здесь маленького мальчика? Светлые волосы, рубашечка синяя». Те бомжи сами подошли к ней. Сказали, что мальчика забрали какие-то люди, вместе с ребенком сели в поезд и уехали.

Совершенно трезвая и несчастная, Анна сидела на вокзальных ступеньках, размазывала по щекам слезы. Какой-то прилично одетый мужчина участливо спросил, почему она плачет. Женщина рассказала о своем горе. Незнакомец посоветовал обратиться в милицию, и уходя, протянул ей две купюры по 200 грн. Анна не могла поверить такому счастью. Именно эти деньги мать имела в виду, когда сказала дочери, что продала Ванюшку.

А Ваня… Где только ему не пришлось побывать! Вместе с теми людьми вышел на какой-то станции во Львовской области. Там сбежал от них. Его подобрали другие люди, увезли в большой город просить милостыню. Так кочевал он из рук в руки. Когда подрос, пытался сам выживать. Его немало били. Три года назад ему сломали в драке руку. Он не помнит, сколько времени пролежал на улице. Голова пылала огнем, грудь разрывал кашель. Добрые люди отвезли в больницу. Там его подлечили. Ампутировали кисть. Наверное, Бог смиловался над Иваном – как спасение, послал ему встречу с Николаем Фомичом. Тот увез паренька в свой город. И оказалось, что этот город и для Ивана родной. Он жил у Николая Фомича и не расставался с надеждой разыскать своих родных. «Больше всего я хочу сестренку увидеть! На мать я не обижаюсь. Я давно простил ее. А сестренку очень люблю!»

…Татьяна слушала брата. Не обо всем рассказал ей Иван. Зачем сестре и ему старая боль, новые раны? Они долго молчали. Потом Таня вышла в другую комнату и через минуту вернулась. В руках у нее был белый парусник, на борту которого золотом сияло «Ялта».

– Вот, – она протянула парусник брату. – Тот, что я тебе тогда из Крыма привезла.

На другой день была суббота. Иван и Татьяна поехали на кладбище. Могила матери ухожена. На белом мраморе – портрет красивой женщины.

– Я помню ее совсем другой, – сказал Иван.

– Мы ничего о ней не знали, Ванечка…

Рядом с могилой – пышный ковер из ярких цветов.

– Анютины глазки, – сказала Таня. – Мамины любимые.

Здоровой рукой Иван коснулся памятника, провел ладонью по фотографии, прошептал еле слышно: «Я люблю тебя, мамочка».