Юрий Луценко пояснил, зачем ему нужен был доступ к телефону Седлецкой

Генпрокурор Юрий Луценко рассказал о скандале вокруг прослушки телефона журналистки, известной расследованиями коррупционных схем украинских политиков и чиновников, телеведущей Первого национального телеканала Натальи Седлецкой и причастности ГПУ к данному делу. Об этом сообщает «Цензор.нет».

Политик не пошел на эфир с журналисткой, объяснив, что не может превращать свой кабинет «в место проведения прямых эфиров с ответами на вопросы журналистов». По его словам, это неприемлемо в расследовании любого уголовного дела.

«Считаю это неприемлемым в расследовании любого уголовного дела — и этого в том числе. Я предпочитаю говорить о том, что, почему и как мы делаем, а журналистка хотела создать из этого шоу-программу с вопросами к прокурору», — подчеркнул Луценко.

Также он подметил, что, как только у него появится свободное время, он пойдет на эфир.

«Я пригласил сюда журналистку не на какой-то закрытый междусобойчик, но на встречу с генеральным прокурором. На этой встрече она могла присутствовать со своим адвокатом, а я, естественно, — со следователем и прокурором. По известным причинам, я никогда не встречаюсь один на один с фигурантами любого уголовного дела», — отметил генпрокурор.

Кроме того, Луценко подчеркнул, что в деле о возможном разглашении данных досудебного следствия директором НАБУ никаких подводных камней нет. По его словам, прокуратура просто расследует уголовное дело, в котором журналисты являются главными свидетелями.

«У нас есть заявление потерпевшей от разглашения материалов НСРД, в просторечии — прослушки. Как известно, эта запись появилась в Интернете; на ней голос, похожий на голос главы НАБУ Сытника, сообщал журналистам (под их хихикание) о том, что говорила так называемая гражданская жена прокурора Кулика своей подружке», — объяснил Луценко.

Он отметил, что когда в ГПУ появилось такое заявление, они были обязаны его зарегистрировать и назначить следствие. Затем допросили господина Сытника, его заместителя господина Углаву, журналистов, которых смогли установить и одного нежурналиста.

«Мы их допросили — и все они отказались давать показания. Должностные лица — исходя из соответствующих статей Конституции. Журналисты – на основе журналистского права. Окей, я к этому отношусь с пониманием. Особенно в отношении журналистов», — подчеркнул Луценко.

Одновременно с допросом, на котором никто не ответил ни на один вопрос, следователи отправили эту пленку на экспертизу. И научно-экспертный центр подтвердил, что голос, звучащий на этой пленке, принадлежит господину Сытнику.

«После этого стало очень важно понять, когда это произошло. Почему? Потому что это, как я уже объяснил, влияет на квалификацию действий госслужащего по той или иной части статьи Уголовного кодекса», — сказал Луценко.

Были также допрошены охранники здания НАБУ, однако они ничего не помнят.

«Следующий вопрос — его задают и журналисты, и депутаты. «Какие данные вы хотите получить от «Киевстара?». Мой ответ: я показываю вам официальный документ — следователи хотят получить только дату, когда эти журналисты (на протяжении этих 17 месяцев) были конкретно в «соте» мобильной вышки на территории НАБУ. Тут все просто: если три упомянутых человека были в этой «соте», например, 28 мая 2017 года, и в это же время там были господа Сытник и Углава, то понятно, что именно в это время у них, скорее всего, и происходило общение», — сообщил Луценко.

На вопрос, зачем в решении суда была запрошена не только локализация, но и все остальное, политик ответил: «Информация на серверах «Киевстара», как и любого другого оператора, им не принадлежит; она просто там хранится. И чтобы сообщить следствию локализацию (то есть место нахождения клиента), они должны использовать 14 параметров хранящейся у них информации.

Поэтому суд должен разрешить им использовать эти 14 параметров — в том числе MMS, SMS и все остальное — для ответа нам только на один вопрос: время и место. Ввиду этого, решение суда такое как есть; иначе ответить на вопрос технически невозможно.

Но я документально утверждаю, что в рамках этого судебного решения мы просим от «Киевстара» только одного: время пребывания в конкретной «соте». На протяжении 17 месяцев. Где за это время были журналисты помимо этого места, нас не интересует. Я также категорически отрицаю, что мы уже кого-то слушали, а сейчас якобы лишь хотим это легализовать. Следствие не интересует ничего из их журналистской деятельности, только дата пребывания в помещении, где произошло разглашение НСРД».