Бриллиантовое колье

(Окончание. Начало в №№1–4)

Валентина Индовицкая, 
специально для 
«Судебно-юридической газеты»

Савелию было видение. Стоит он, молодой и здоровый, на лесной поляне, а с неба, вся в солнечных лучах, улыбается ему Катюша: «Прощай! Ухожу я!» И машет рукой. «Подожди! Я с тобой!» – кричит Савелий. А Катя отвечает: «Со мной нельзя. У тебя на земле еще дела остались». Его душат слезы: «Как же я один?», а она тянет к нему руки-лучи: «Знай и помни, что я любила тебя!»

Савелий проснулся счастливый. «Спасибо тебе, голубка, – прошептал. – Значит, не зря я жизнь живу. Знать бы только, о каких оставшихся делах ты сказала. Ладно, разберусь с Божьей помощью». Он понял, точно знал, что Катя умерла, и карандашом нацарапал на ее портрете дату смерти.

Сидя в наглухо закрытой комнате, он слышал во дворе человеческую речь. «Катина внучка приехала!» И не ошибся. Боялся, как бы брат не навредил гостье.

***

– Осип шел за Вами по пятам, – рассказывал Людмиле Феликс Иванович. – Возможно, во время обеда он добавил в питье какое-то зелье, чтобы Вы слегка утратили ощущение реальности. Это он ударил Вас по голове, когда Вы разбирали бумаги в секретере. Скорее всего, там действительно был альбом Вашей бабушки, и в нем было что-то, чего Вам, по мнению Осипа, знать не следует. Это Осип запер в холле все двери, и это его тень Вы видели за колонной. А помог Вам выбраться из холла настоящий Савелий. Он не знал, что Вы приехала не одна, потому и не понял, о каком Феликсе Ивановиче речь. А за ужином с нами опять был Осип, который успел спрятать настоящего Савелия. И на следующее утро нас провожал из замка тоже Осип. Думаю, он специально пошел с нами – убедиться, что мы не вернемся к замку окольными путями, не станем ничего вынюхивать. Видя Вашу недоверчивую улыбку, советую серьезнее отнестись к тому, что я рассказал. Анатолий Навроцкий не зря скрывается – он замышляет что-то недоброе.

– Да что ему еще нужно? Колье у него…

– Этот человек оставил много «хвостов» и, возможно, захочет их убрать.

– О каких хвостах Вы говорите, Феликс Иванович?

– Наследил он, понимаете? Убийство, кража… Вашей семье угрожает опасность.

…Шло время. Людмила старалась не думать ни о колье, ни о замке. Единственной ее заботой была подрастающая дочка. Но однажды, перед праздником Пасхи замок приснился ей. И такая тоска навалила! «Семь лет я там не была… Может, от замка и руин не осталось? Савелия, конечно, нет в живых…» Об этом старике Людмила думала с особой теплотой, а вот встречи с Осипом боялась.

В конце апреля, оставив дочку на попечение подруги, Людмила отправилась в Хуст.

И вот она стоит на подъездной аллее. От старых дубов остались лишь толстые стволы да сухие, искривленные временем ветви. Замок, в течение веков хранивший свое величие, за каких-то 6–7 лет разрушился до основания! Людмила присела на нагретый солнцем камень и неожиданно для себя заплакала. Несколько поколений людей, владевших этим замком и, как ей казалось, до недавнего времени незримо присутствовавших здесь, теперь погребены под этими развалинами. Здесь же, наверное, нашел свой последний приют и Савелий. Людмилу очень интересовал бабушкин альбом с фотографиями, но не было смысла искать его в этом хаосе. В полдень она вернулась в Хуст.

А когда приехала домой, в почтовом ящике лежала записка: «Получите на почте бандероль!» От кого, откуда – неизвестно.

Бандероль оказалась размером с толстую тетрадь, и пришла она… из Франции. В обратном адресе указано: Анатолий Навроцкий. По спине заструился холодный пот. Какой еще беды ждать от этого человека? «Хочу снять с души тяжкий груз, ибо с ним для меня не будет места даже в аду», – так начиналась исповедь Анатолия Савельевича Навроцкого.

Дядя Людмилы оказался алчным человеком. Аделаида при жизни была почти нищенкой и после смерти ничего не оставила любимому внуку. Благодаря криминальному таланту Анатолий сам позаботился о своем благосостоянии. Однако, даже завладев бриллиантовым колье, он считал себя обделенным. Размечтался о том, как отреставрирует фамильный замок, но когда вновь приехал в Хуст, его в законном порядке унаследовала Людмила Верескова. Осип вручил тогда гостю обнаруженные в секретере бумаги. За это Навроцкий пообещал старику щедрое вознаграждение, но слова не сдержал. Накануне отъезда он замуровал Осипа в одном из узких подвальных переходов, а Савелия оставил жить.

В тот раз Анатолий не отбыл во Францию, а поселился в городской гостинице. Ему необходимо было время, чтобы ознакомиться с бумагами и с содержимым старого альбома. Если все это окажется ненужным хламом, зачем его во Францию везти?

Через пару дней Навроцкий вновь появился в замке. Савелий грелся на солнышке под крепостной стеной. Седыми волосами, благообразным лицом он походил на Николу Угодника (икона этого святого хранилась в жилище Аделаиды). Увидев улыбку на лице парижанина, старик посветлел лицом. Возможно, хоть перед смертью он признается Анатолию в своем отцовстве! Поднялся с каменного выступа и, отбросив в сторону палку, пошел навстречу дорогому гостю. Раскрыл руки для объятия:

– Сынок!

Резкий окрик: «Стой, холоп!» погасил свет на лице Савелия.

– Возомнил себя моим отцом? Счастлив был, что обожаемая Катенька от тебя понесла? А вот и нет! – Анатолий откровенно насмехался над стариком.

Руки Савелия затряслись, губы задрожали. Он оглянулся назад – искал, на что бы опереться. Вид у старика был такой несчастный, что Навроцкому даже стало жалко его. Сначала он хотел соврать, что Катенька была обычной шлюхой, но вдруг сказал правду:

– Ее изнасиловал в поезде какой-то урка. Так что не отец ты мне, старик. Извини…

Савелий зашатался и, как сломленное дерево, упал на землю. Анатолий нагнулся над ним, чтобы послушать пульс, но Савелий уже не дышал.

«…Я закопал его в старом саду, могилу с землей сравнял…»

Откуда Навроцкому стала известна эта подробность жизни его матери? Среди бумаг из старого секретера был дневник юной Катеньки. Первая запись о Савелии появилась там после отъезда Аделаиды во Францию. То было несмелое восхищение девушки взрослым мужчиной, который, как она понимала, боготворил ее. Потом, когда Катюша уезжала из замка беременной, она оставила в своем дневнике следующую запись:

«Как бы мне хотелось поселиться здесь навсегда! Жить простой жизнью, любить дорогого мужчину и наслаждаться счастьем с ним! Знаю, родной, что тебе тоже этого хочется. Но я не имею права быть с тобой. Тот изверг в поезде надругался не только над моим телом, но и над моей душой. Я не могу тебе признаться, от кого ношу под сердцем ребенка. Вдруг он, когда вырастет, станет таким же, как его настоящий отец? Я не смогу никогда полюбить это дитя, оно всегда будет мне страшным напоминанием о том кошмаре. А как бы, Савелий, я хотела растить наших общих с тобою деток! Не суждено. Я уезжаю, но в замке, рядом с тобой, остается моя душа. Она будет оберегать тебя от всяких бед и несчастий. Как воровка, я краду у тебя отчество для ненавистного ребенка. Вдруг оно поможет ему стать человеком? Прости и прощай, мой любимый. Ты – лучший из всех, кто живет на этой грешной земле!»

Теперь понятно, почему много лет назад молодая мать легко согласилась расстаться с сыном, отдав его Аделаиде…

И еще одну семейную тайну приоткрыл в своей исповеди Анатолий Навроцкий. Мать Людмилы Васильевны, Евгения, не была родной дочерью Кати.

…Отправив сына в Париж, Екатерина некоторое время жила одна. Потом познакомилась с Филиппом – вдовцом, жена которого умерла во время родов. На руках молодого мужчины осталась крошечная дочка, и Катя заменила ей мать.

«Моя мать не захотела, чтобы Евгения, чужая ей по крови женщина, владела фамильной драгоценностью».

…Анатолий Навроцкий полностью унаследовал гены своего биологического отца. В течение почти двух десятилетий жители богатых предместий крупных городов Франции жили в страхе быть ограбленными или убитыми. Навроцкий был неуловим. Он «работал» всегда один – считал, что так надежнее. Убить человека для него – все равно, что гусеницу растоптать. Правда, убивал он крайне редко, лишь когда не видел другого выхода.

«Я жил, надеясь, что никогда не придет час расплаты за все, что я совершил. Но я ошибался. Рядом со мной сейчас самый строгий судия – моя собственная совесть. Всегда считал ее ненужным придатком к человеческому характеру и думал, что во мне даже зародыша этого придатка нет. Но вот она, эта чертова совесть, грызет меня своими клыками, кровь мою пьет, и нет от нее никакого спасу. Видно, унаследовал я все же от Савелия вместе с его отчеством каплю порядочности. Теперь вот думаю, почему эта капля раньше во мне не заговорила? Может, не натворил бы я того, что успел за все эти годы? Если бы мог я стать на колени, то до самой Украины так дошел бы, чтобы выпросить у родной земли прощение. И здесь бы ползал, кланялся бы каждому встречному, о презрении умолял… Но не могу я этого сделать – болезнь приковала меня к постели. Это, видно, и есть самое жестокое наказание – суд совести и полная беспомощность!

Хочу восстановить справедливость – вернуть тебе, племянница, бриллиантовое колье. И все, что имею, тоже оставляю тебе. Завещание – у нотариуса, шкатулка с колье – в банке, в моей личной ячейке. Код совпадает с цифрами даты рождения и смерти Аделаиды. Вспомни надпись на ее портрете.

Замок разрушил я. Пригласил строителей со спецтехникой, и они за три дня оставили руины. Спросишь, зачем? Сам не знаю! Много злости во мне было, я ее всю жизнь расходовал. Теперь она, наконец, закончилась. Но и меня скоро не станет, так что не успею насладиться жизнью без ненависти и зла… Я очень много нагрешил, но каждый человек имеет право просить о прощении своих грехов. Я тоже прошу. Не побрезгуйте приехать на мою могилу, и если рука не поднимется, чтобы положить на нее простой цветок, то хотя бы плюньте! Мне и плевок Ваш будет в дар.

Да, чуть не забыл. Поклонитесь могилам Аделаиды и князя Б.

Все, заканчиваю. Тяжело писать. Слышу звонок у двери. Кажется, за мной пришли…»

Последняя запись была сделана на обложке – страниц в тетради для нее не хватило.

«Какая сложная судьба у этого человека, – думала Людмила. – Я боялась его, ненавидела, желала для него самой страшной кары, а теперь мне его даже жалко… Только наследства его мне не надо! И колье – тоже. Не хочу! А во Францию с дочкой и зятем обязательно съездим. Раз уж такая богатая история у нашей семьи, нужно узнать ее до конца!»

***

Людмила Васильевна побывала во Франции. Единственная вещь, которую она оттуда привезла – бабушкин альбом со старыми фотографиями.