ЕСПЧ: Гражданские и политические права

Наталья Мамченко,
«Судебно-юридическая газета»

Как известно, в ходе первичного квалификационного оценивания судьям задают вопросы по практике Европейского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ) в делах относительно Украины. Однако для предупреждения появления новых решений против нашего государства судьям необходимо знакомиться и с практикой ЕСПЧ по заявлениям против других стран. Не так давно Верховный Суд Украины опубликовал обзор прецедентного права Европейского суда по правам человека за І полугодие 2015 г. «Судебно-юридическая газета» решила разобрать некоторые аспекты применения ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод (право на уважение частной и семейной жизни) по материалам этого обзора.

Право на уважение частной и семейной жизни

Частная жизнь

Дело Bohlen vs Germany (решение от 19 февраля 2015 г.) касалось использования имени заявителя без его согласия в рекламе сигарет (нарушение ст. 8 Конвенции и ст. 1 Протокола №1). Заявитель Дитер Болен, участник дуэта Modern Talking, был известным поп-певцом. Табачная компания в рамках рекламы бренда сигарет Lucky Strike использовала имя заявителя и в юмористической и сатирической манере упомянула о проблемах, с которыми певец столкнулся после публикации своей книги. Заявитель потребовал выплатить ему компенсацию за незаконное использование его имени и незаконное обогащение табачной компании в результате такого использования. Гражданский иск заявителя в конечном счете был отклонен Федеральным судом юстиции. В ходе разбирательства по Конвенции Болен утверждал, что государство-ответчик не смогло защитить его право на уважение личной жизни, однако ЕСПЧ постановил, что нарушения ст. 8 не было.

Это дело примечательно тем, что ЕСПЧ на основании фактов дела признал, что право на коммерческую рекламу перевешивает аргументы заявителя в соответствии со ст. 8. В первую очередь, Суд подчеркнул, что имя лица является частью его или ее частной (и семейной) жизни. В данном деле, даже если имя заявителя не было редким, тот факт, что рекламная кампания была связана со спорами вокруг публикации его книги, позволял его идентифицировать. В этой связи и была затронута ст. 8.

Далее Суд изучил вопрос, означал ли безуспешный гражданский иск, что государство-ответчик не смогло защитить право заявителя на уважение его частной жизни. При этом Суд использовал ряд критериев, установленных им в своем решении по делу Axel Springer AG vs Germany, с тем, чтобы оценить, был ли соблюден справедливый баланс между конкурирующими интересами свободы слова и неприкосновенности частной жизни в конкретных обстоятельствах данного дела. В результате были сделаны следующие выводы:

• рекламная кампания проходила на фоне широко освещаемых в СМИ публикации книги заявителя и последовавшего судебного разбирательства. Она содержала сатирические и юмористические аллюзии на дискуссии, которые велись в то время вокруг публикации книги. Сатира и юмор являются формами выражения мнения, охраняемыми ст. 10 Конвенции. Таким образом, рекламная кампания может рассматриваться как вклад в дискуссию по вопросу, представляющему общественный интерес;
• заявитель был известной личностью и по этой причине пользовался меньшей степенью защиты своей частной жизни;
• в рекламе не сообщались никакие подробности частной жизни заявителя и не упоминались откровенные сведения, раскрытые им в его книге. При этом, по мнению Суда, опубликовав книгу о себе, заявитель намеренно стремился к гласности;
• рекламная кампания не дает оснований полагать, что некурящий заявитель каким-то образом ассоциировал себя с продвижением рекламируемого бренда сигарет;
• только лица, знакомые с судебным разбирательством с участием заявителя после публикации, могли связать его имя с рекламой.

Выводы и заключение Европейского суда представляют интерес для наших судей, поскольку они тесно связаны с тем, каким образом Федеральный суд юстиции рассмотрел гражданский иск заявителя, в частности, тем, как он установил баланс между интересами сторон. Один из аргументов заявителя в ходе разбирательства по Конвенции состоял в том, что Федеральный суд юстиции отдал предпочтение конституционному праву табачной компании на свободу выражения мнения, поскольку заявитель отстаивал только свое право на финансовую защиту использования его имени. Суд не согласился с этим аргументом, постановив, что при установлении баланса между интересами сторон Федеральный суд юстиции рассмотрел все соответствующие соображения.

Семейная жизнь

Дело Penchevi vs Bulgaria (решение от 10 февраля 2015 г.) касалось отказа в разрешении на выезд ребенка за границу для воссоединения со своей матерью. Кассационный суд, вопреки подходу, использованному судами низшей инстанции, отказал заявителю в разрешении на вывоз ее ребенка из Болгарии для проживания вместе с ней в Германии, где она училась в аспирантуре. Кассационный суд сослался на положения национального законодательства, которое требует согласия обоих родителей на вывоз ребенка из страны, а отец своего согласия не дал. Производство на национальном уровне длилось 2 года и 3 месяца. В конечном итоге суды разрешили ребенку присоединиться к его матери в Германии. Заявители (мать и ребенок) жаловались, что отказ позволить ребенку выехать из Болгарии составил вмешательство в их право на уважение семейной жизни.

ЕСПЧ постановил, что в обстоятельствах данного дела была нарушена ст. 8. Решение интересно тем, что факты данного дела не касаются спора об опекунстве или вопросов по Гаагской конвенции. Внимание Суда было направлено на изучение вопроса, составил ли отказ позволить ребенку сопровождать его мать в другую страну для получения ею последипломного образования нарушение права заявителей на уважение их семейной жизни. В этой связи Суд должен был определить, в какой степени наилучшие интересы ребенка учитывались в этом контексте.

Суд установил, что разлука матери и ребенка в период судебного разбирательства являлась вмешательством в право обоих заявителей на уважение их семейной жизни. Вмешательство имело законные основания, учитывая, что, в соответствии с национальным законодательством, для выезда ребенка за границу требуется согласие обоих родителей. Кроме того, это вмешательство преследовало законную цель, а именно защиту прав отца ребенка. Ключевым вопросом в обстоятельствах данного дела была необходимость вмешательства. В этом отношении Суд отметил, что:

• кассационная инстанция не приняла во внимание обстоятельства дела, но применила формальный и механический подход к ситуации заявителей, опираясь исключительно на требование родительского согласия, изложенное в национальном законодательстве. Ни на одном этапе кассационный суд не рассмотрел вопрос, будет ли нанесен ущерб интересам ребенка, если ему будет позволено присоединиться к его матери в Германии. Кроме того, суд не принял во внимание реальную ситуацию заявителей, например, тот факт, что отец ребенка в Болгарии о нем не заботился;
• кассационный суд также обосновал свой отказ тем, что заявитель совершила техническую ошибку, не указав в своем заявлении, что страной назначения была Германия;
• период времени, необходимый для принятия решения национальными судами, оказал серьезное негативное воздействие на возможность заявителей жить вместе, и их продолжительную разлуку следует рассматривать как несовместимую с их правами по ст. 8.

Суд установил, что в свете вышеупомянутых выводов рассматривать вопрос, была ли в обстоятельствах данного дела нарушена ст. 2 Протокола №4 к Конвенции, не было необходимости.

***

Дело Zaieţ vs Romania (решение от 24 марта 2015 г.) касалось отмены решения об удочерении через несколько десятилетий после принятия этого решения. Заявитель была удочерена в возрасте 17 лет. У нее была сестра, которая была удочерена той же приемной матерью. После смерти приемной матери выяснилось, что она имела право на участок лесных земель, который был незаконно отчужден у ее семьи. Заявитель, в принципе, имела право унаследовать половину доли, но ее сестра добилась отмены ее удочерения. Национальный суд, который рассматривал дело, установил, что удочерение служило исключительно экономическим интересам приемной матери и заявителя и не имело целью обеспечение лучшей жизни для заявителя. Решение об аннулировании удочерения заявителя было принято через 31 год после акта удочерения и через 18 лет после смерти приемной матери.

Жалобы заявителя в ЕСПЧ были рассмотрены в соответствии со ст. 8 Конвенции и ст. 1 Протокола №1 к ней. Суд признал ст. 8 применимой, так как отмена удочерения через 31 год после того, как оно было признано законом, нанесло ущерб праву заявителя на уважение ее семейной жизни. Решение национального суда аннулировать удочерение представляет собой вмешательство в права заявителя по ст. 8, учитывая, что отношения между усыновителем и усыновленным ребенком подпадают под действие этой статьи.

Суд выразил сомнения в том, что это вмешательство было «предусмотрено законом», с учетом сомнительного права сестры заявителя подавать заявление о признании удочерения недействительным в соответствии с законодательством, действовавшим в то время. Кроме того, Суд поставил под сомнение легитимность цели, преследуемой аннулированием удочерения, в силу мотивов, которыми руководствовалась сестра заявителя при возбуждении этого разбирательства – желания унаследовать все имущество приемной матери.

Тем не менее, Суд предпочел рассмотреть дело с точки зрения принципа необходимости и разобраться, было ли решение национального суда аннулировать удочерение заявителя оправдано соответствующими и достаточными причинами. Было установлено, что оспариваемое решение не соответствовало этим условиям, так как было расплывчатым и не содержало достаточных обоснований, оправдывающих принятие таких радикальных мер.

Это был первый случай, когда ЕСПЧ должен был рассмотреть отмену постановления об усыновлении в контексте, когда усыновитель уже умер, а усыновленный давно достиг совершеннолетия. Это решение интересно тем, что Суд подчеркнул в нем следующие моменты:

• разделение семьи является очень серьезным вмешательством, и любые такие меры должны основываться на достаточно значимых и веских причинах не только в интересах ребенка, но и в отношении правовой определенности;
• аннулирование усыновления не может быть мерой, направленной против усыновленного, и правовые положения, регулирующие усыновление, как правило, направлены, в первую очередь, на защиту интересов детей;

если последующее расследование показывает, что окончательное решение об усыновлении было основано на мошеннических или вводящих в заблуждение доказательствах, интересы ребенка должны оставаться главными при рассмотрении вопросов в отношении любого ущерба, причиненного усыновителю в результате принятия противоправного решения.