Адвокат Александров ? "острый как бритва, холодный как лед"

Родился Петр Акимович Александров в 1838 году в Орловской губернии в семье священника. Л.Д. Ляховецкий вспоминал, что Александров "...сам любил говорить о неприглядных условиях своей прошлой жизни, наводившей его на размышления печального свойства. Невесела была жизнь его родителей, много терпевших от произвола сильных! В детские годы мальчик был свидетелем поругания человеческого достоинства его отца, покорно сносившего все оскорбления, сыпавшиеся на его голову. Впечатления эти глубоко запали в душу ребенка" (Л.Д. Ляховецкий, "Характеристика известных русских судебных ораторов", СПб., 1897). Впечатления эти, однако, не только запали в его душу, но и сохранились на всю жизнь.

Зов души
Как и многие молодые люди его звания, Петр Александров учился в семинарии, и отец видел в сыне учителя. Но Петра увлекли гуманитарные науки, и прежде всего юриспруденция. В августе 1855 года молодой семинарист приехал в столицу и поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. Учился с увлечением и быстро завоевал авторитет у товарищей-студентов и доверие преподавателей, среди которых были профессора Н.И. Костомаров, читавший лекции по истории России, и В.Д. Спасович, автор первого русского учебника по уголовному праву.

Пять лет учебы пролетели незаметно.  Получив степень кандидата прав, 15 сентября 1860 года, когда только-только началась реформа следствия, новоиспеченный юрист в скромном чине коллежского секретаря занял одну из первых должностей судебного следователя второго участка Царскосельского уезда. В течение шести лет он упорно осваивал все премудрости многотрудной следственной работы. За эти годы поднаторел и в законодательстве, так что когда в 1866 году его назначили на должность товарища прокурора С.-Петербургского окружного суда, это был уже вполне сложившийся юрист с хорошей практикой и блестящими знаниями законов. Не прошло и года, как Александрова выдвинули на самостоятельную работу, хотя и в старые судебные установления. Ему был доверен пост прокурора Псковского окружного суда.

Здесь произошел один случай, который не имел аналогов. Однажды Александров узнал, что в военном суде города должно слушаться дело в отношении простого солдата. Инкриминируемое обвинение было достаточно серьезным, однако солдат не имел возможности взять защитника. Велико было удивление военных судей, когда, открыв заседание, они увидали в зале суда Александрова, одетого не в прокурорский мундир, а в цивильный наряд. Оказывается, Петр Акимович принял на себя защиту солдата и осуществил ее блестяще. Подсудимый был оправдан. Министр юстиции граф К.И. Пален, осведомленный об экстравагантном поступке, все же оставил его без реагирования, хотя шуму в прессе было предостаточно. На карьере молодого прокурора этот курьез не отразился.

Блестящая карьера
В 1871 году Александров стал товарищем прокурора С.-Петербургской судебной палаты. 19 мая 1871 года принял участие в качестве обвинителя в первом политическом процессе, рассмотренном при открытых дверях с участием сословных представителей и с соблюдением всех процессуальных норм. Это было дело по обвинению членов революционной организации "Народная расправа", или так называемый "Процесс нечаевцев". На скамье подсудимых оказались 79 человек. Основным подсудимым вменялся в вину "заговор с целью ниспровержения правительства во всем государстве и перемены образа правления в России". Среди преступлений, инкриминируемых некоторым лицам, были убийство студента И.И. Иванова, составление "Катехизиса революционера" и другие. Все создавало иллюзию твердости обвинения и того, что новый суд строго покарает виновных. Процесс привлек к себе всеобщее внимание. Главным обвинителем выступил прокурор С.-Петербургской судебной палаты В.А. Половцов, помогал его товарищ (заместитель) П.А. Александров. Петр Акимович выступал по трем из 12 условных групп подсудимых. Представители обвинительной власти вели себя в процессе очень достойно. По мнению современников, они обвиняли "сообразно с фактами, без пристрастия и озлобления и предлагали умеренные наказания".

Результаты рассмотрения этого дела ошеломили власти — 42 человека были судом оправданы, 25 приговорены к тюремному заключению от 1,5 лет до 2 месяцев либо аресту от двух недель до 7 дней, один к 7 годам заключения, несколько человек — к ссылке в Сибирь и лишь трое к каторге. Император Александр II откровенно сказал управляющему (в отсутствие графа К.И. Палена) Министерством юстиции О.В. Эссену: "Просто срам, как решено дело". Государь распорядился срочно представить ему соображения, какие меры следует предпринять для "предупреждения подобных неудовлетворительных приговоров". Граф Пален уже в марте 1872 года внес предложение в Государственный совет об изменении некоторых статей Судебных уставов и создании Особого Присутствия Правительствующего сената для рассмотрения политических дел, которое было принято и утверждено императором 7 июня 1872 года. Вскоре после процесса В.А. Половцов вынужден был покинуть свой пост. Прокурором С.-Петербургской судебной палаты стал Александров. В 1874 году он назначается товарищем обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената.

С чистого листа
Блестяще начатая прокурорская деятельность Александрова оборвалась неожиданно. В конце 1875 года он давал заключение по делу Суворина и Ватсона, обвинявшихся в клевете в печати. Прокурор решительно высказался в защиту независимости прессы. Это вызвало недовольство руководства Министерства юстиции. Как бы в отместку, его фамилия была вычеркнута из наградного списка. Всегда безразличный к наградам и чинам, на этот раз он расценил действия начальства как оскорбление и подал рапорт об отставке, указав лишь, что желает оставить службу "по домашним обстоятельствам". 16 января 1876 года отставка была принята.
Хорошо зарекомендовавший себя и успешно продвигавшийся по служебной лестнице прокурор вынужден был начинать юридическую карьеру с "чистого листа". Он вступил в сословие присяжных поверенных округа. Петербургской судебной палаты. Первое время дел у него было мало, но он верил в свою звезду.

Вскоре в С.-Петербурге состоялся процесс по так называемому делу "193-х". Заседание Особого Присутствия Правительствующего сената открылось 17 октября 1877 года под председательством сенатора К.К. Петерса. Основное обвинение поддерживал прокурор В.А. Желеховский. Защиту подсудимых на этом процессе осуществляли лучшие адвокаты столицы: Г.В. Барковский, А.Л. Боровиковский, В.Н. Герард, М.Ф. Громницкий, Н.П. Карабчевский, А.Я. Пассовер, В.Д. Спасович, Д.В. Стасов — всего было 35 адвокатов. Защитником выступил и профессор уголовного права С.-Петербургского университета, ученый с мировым именем Н.С. Таганцев. В этой блестящей компании оказался и начинающий присяжный поверенный П.А. Александров. Хотя Александров, по мнению современников, не блистал выдающимися ораторскими данными, говорил несколько гнусавым и не слишком громким голосом, без особой жестикуляции, но достаточно уверенно. Чего стоит только одна заключительная фраза его речи по поводу устроителей этого процесса, записанная петербургским полицмейстером А.И. Дворжицким и приведенная в докладе для императора: "Вспомнит их история русской мысли и свободы и в назидание потомству почтит бессмертием, пригвоздив имена их к позорному столбу". Тот же полицмейстер в своей записке проклинал "расходившихся говорунов", которые, по его словам, произносили "невозможные защитительные речи, представляющие, в сущности, беспощадное обвинение властей". Особенно его возмутила речь Александрова, и он жалел, что адвоката за нее нельзя "упечь в ссылку".
Но настоящий триумф Александрова был еще впереди.

Звездный час
Вскоре в Петербургском окружном суде слушалось дело по обвинению Веры Засулич в покушении на убийство Петербургского градоначальника Трепова. Несмотря на явно политическую подоплеку, дело велось как обычное уголовное и было передано на рассмотрение суда присяжных. Заседание по делу открылось 31 марта 1878 года под председательством А.Ф. Кони, только недавно севшего в кресло председателя С.-Петербургского окружного суда. Обвинение было поручено поддерживать довольно слабому прокурору К.И. Кесселю, после того как от такой "чести" отказались опытные прокурорские работники В.И. Жуковский и С.А. Андреевский.
Речь, произнесенная Александровым в защиту Веры Засулич, принесла ему широкую известность не только в России, но и за рубежом. "Подсудимая, — вспоминает Л. Д. Ляховецкий, — избрала себе в защитники П. А. Александрова. Дивились тогда немало неудачному выбору. Петербургская адвокатура имела столько представителей с прославленными талантами, а для трудного дела избран был безвестный адвокат, бывший чиновник, расставшийся со службой. П.А. Александров казался пигмеем, взявшимся за работу гиганта. Он погибнет, он оскандалится и погубит дело". Вопреки ожиданиям, речь его сразу раскрыла колоссальный, могучий, боевой талант.
Для начала он воспользовался оплошностью прокурора, отказавшегося отводить присяжных заседателей (по закону прокурор и адвокат имели возможность отвести по 6 человек без объяснения причин). Александров отвел и за себя и за прокурора 11 присяжных заседателей из 25 явившихся. Причем, предварительно в течение нескольких дней, присматриваясь к присяжным, он удачно выбрал для отвода самых верноподданных, нацеливаясь в основном на купцов (отвел 9 купцов 2-й гильдии). Оставшиеся 13 заседателей принадлежали в большинстве к интеллигентским кругам и средним чиновникам.

Свою защиту Александров построил на политической окраске преступления Засулич. Он сосредоточил основное внимание не на выстреле Засулич, а на наказании розгами Боголюбова, как на основной причине, следствием которой и стал выстрел.

"С чувством глубокого, непримиримого оскорбления за нравственное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном наказании Боголюбова, — сказал в своей речи Александров. — Что был для нее Боголюбов? Он не был для нее родственником, другом, он не был ее знакомым, она никогда не видала и не знала его. Но разве для того, чтобы возмутиться видом нравственно раздавленного человека, чтобы прийти в негодование от позорного глумления над беззащитным, нужно быть сестрой, женой, любовницей? Для Засулич Боголюбов был политический арестант, и в этом слове было для нее все: политический арестант не был для Засулич отвлеченное представление, вычитываемое из книг, знакомое по слухам, по судебным процессам, — представление, возбуждающее в честной душе чувство сожаления, сострадания, сердечной симпатии. Политический арестант был для Засулич — она сама, ее горькое прошлое, ее собственная история — история безвозвратно погубленных лет, лучших, дорогих в жизни каждого человека, которого не постигла тяжкая доля, перенесенная Засулич".

Когда Александров яркими красками воспроизвел потрясающую картину экзекуции над беззащитным заключенным, в зале судебного заседания раздалась овация, с аплодисментами и криками "Браво!". "Председательствующий на процессе А.Ф. Кони вынужден был призвать публику к порядку: "Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу".

Очень эффектной была концовка речи Александрова: "Господа присяжные заседатели! Не в первый раз на этой скамье преступлений и тяжелых душевных страданий является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении. Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям; были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили отсюда оправданными. То был суд правый, отклик суда божественного, который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внутренний их смысл, на действительную преступность человека. Те женщины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя. В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно призвать кару закона, тогда — да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Но много страданий может прибавить ваш приговор для надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратили возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников". В.И. Засулич присяжными заседателями была оправдана.

А.Ф. Кони так описывает это событие: "Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: "Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!" Многие крестились; в верхнем, более демократичном, отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали".

Безвестный защитник из чиновников вышел из суда знаменитым. После вынесения оправдательного приговора публика носила Александрова по улице на руках. Речь Александрова обошла не только всю русскую, но и мировую прессу. Престиж присяжных поверенных в глазах общества поднялся на небывалую высоту.

Сила искусства
Многие речи Александрова были образцом ораторского искусства. Современники вспоминали, что к своим речам он всегда тщательно готовился, добросовестно и скрупулезно изучал дело. Во время процесса проявлял изобретательность, находчивость и истинные бойцовские качества. Выступая в одном из процессов вторым после Александрова, известный русский адвокат Н.П. Карабчевский сказал: "Я должен говорить, но я еще слушаю!" Так высоко он оценил великолепную двухчасовую речь Александрова. Очень меткую характеристику дал речам Александрова и другой выдающийся юрист В.Д. Спасович: "Он был остер, как бритва, холоден, как лед, бесстрашен, как герой".

Про сарказм Александрова говорили, что он, как разрывная пуля, убивает наповал. "Чтобы понять и оценить речь Александрова, — писал известный дореволюционный публицист Г. Джаншиев, — недостаточно было хватать на лету блестки громких фраз, нужно было ее слушать сосредоточенно, со вниманием и дослушать до конца". При дебюте П.А. в Москве вначале речь его вызвала разочарование. "Так это Александров?" — говорили разочарованные слушатели, привыкшие с самого начала слышать набор витиеватых метафор. Но чем дальше подвигалась вперед аргументация, чем глубже шел анализ изложенных в строго систематическом порядке мельчайших подробностей дела, тем более завладевал оратор вниманием аудитории. И когда заканчивалась речь Александрова, публика выражала сожаление о том, что так скоро закончилась она, стараясь запомнить те меткие характеристики, едкие "экскурсии" в область общественных вопросов, которыми всегда была полна, "строго логическая, остроумная, деловая речь, полная изредка добродушного юморка, чаще — того уничтожающего сарказма и кусающей иронии, которая, по выражению Герцена, более бесит, нежели смешит".

Лебединая песня
Свою последнюю речь Александров произнес по делу Нотовича 10 февраля 1893 года. В 1888 году в газете "Новости" была напечатана статья "О чем говорить". Вслед за ней еще несколько статей, в которых разоблачались злоупотребления в деятельности С.-Петербургско-Тульского банка. Члены правления банка подали жалобу прокурору С.-Петербургской судебной палаты, требуя привлечения к уголовной ответственности редактора газеты за оскорбление и клевету. Окружной суд, рассматривая дело, признал Нотовича виновным. После обжалования приговора С.-Петербургская судебная палата вынесла оправдательный вердикт. На этот раз по протесту прокурора Правительствующий сенат отменил приговор палаты и направил дело на новое рассмотрение.

П.А. Александров убедительно доказал несостоятельность обвинения редактора в так называемой клевете в печати. А вот что он сказал о мотивах, которые будто бы вызвали напечатание статей: "Господа судьи! Мне не по сердцу, не по вкусу, не по характеру и не по силам… исследовать мотивы, которыми руководствовался писатель, излагая ту или другую статью. Да разве преступления печати представляют такие крупные преступления, по которым нужно еще рыться в душе писателя и искать, почему он написал ту или другую статью? Мы не будем искать таких мотивов печатного произведения. Для чего на этих розысканиях останавливаться, отчего не поискать других причин? Ну, жены поссорились, дети передрались, кухарки пересплетничались, соседи перебранились — тогда придется выставлять на вид и тянуть всякую грязь. Разве мотив статьи может иметь влияние на состав преступления? Разве он может иметь влияние на определение наказания? Умысел — да, это необходимый элемент клеветы, но мотив не имеет значения". В заключение он сказал: "Но когда вы, господа, прибегаете к суду, просите обвинения в клевете, то нельзя возлагать на обвиняемого таких требований, чтобы он доказал с полной точностью все то, что в его статьях содержится о многосторонней и достаточно сокровенной деятельности. Требовать этого — значит закрывать уста печати. Уважая такие неудобоисполнимые требования, суд, может быть, закроет тому или другому недобросовестному писателю рот, но с этим вместе наложит молчание на всю печать. Господа судьи! Не защита Нотовича ждет вашего приговора — его ждут от вас интересы общества и печати".

Суд вынес оправдательный приговор. Эта речь П.А. Александрова, ставшая его лебединой песней, считается одной из лучших, произнесенной в защиту свободы печати.
П.А. Александров скончался от астмы 11 марта 1893 года на 55 году жизни.