Адвокатская тайна действует и на устройстве клиента — ЕСПЧ
Специальная защита адвокатской тайны в общении между адвокатом и клиентом была бы лишена смысла, если бы не распространялась на электронные коммуникации, сохраненные как на устройствах адвоката, так и на устройствах клиента. К такому выводу пришел Европейский суд по правам человека по делу «Černý и другие против Чешской Республики» (заявление № 37514/20), пишет НААУ.
Во время обыска у подозреваемого по уголовному делу Z. правоохранители изъяли его смартфон и планшет. На этих устройствах хранилась переписка с адвокатами и другие материалы подготовки к защите. Позднее суд инициировал криминалистическое исследование содержимого устройств с изъятием всех данных, включая удаленные.
Подозреваемый возражал, поскольку такая экспертиза неизбежно откроет стороне обвинения и другим участникам производства конфиденциальную стратегию защиты. Однако эти возражения не были учтены. В результате содержимое устройств (более 20 тыс. страниц) было изъято, приобщено к материалам дела и передано прокурору, а также сообвиняемым и их защитникам.
Когда Z. просил изъять эти материалы из дела, суд отказал. Председательствующий судья K. пояснил, что сам факт наличия частной или адвокатской переписки в изъятых данных не имеет значения, если материал находится в деле в качестве доказательства.
Защита также попыталась добиться изъятия адвокатской тайны из материалов дела. Один из адвокатов, чья переписка с клиентом оказалась среди этих материалов, обратился в суд с требованием убрать из дела все, что составляет коммуникацию «адвокат — клиент», и связанные с ней материалы подготовки к защите.
Параллельно Z. инициировал вопрос ответственности председательствующего судьи, обратившись в Министерство юстиции с просьбой начать дисциплинарное производство; аналогичное обращение подала Чешская адвокатская палата, указывая, что сохранение таких данных в деле подрывает право на справедливый суд.
Министерство отказало, пояснив, что основания для дисциплинарной процедуры в отношении судьи являются узкими и формализованными, и прямо признало пробел: законодательство регулирует защиту адвокатской тайны в отношении перехваченных коммуникаций, но не предусматривает процедуры для случаев, когда переписка «адвокат — клиент» обнаруживается при экспертизе изъятых электронных устройств.
Z. пытался обжаловать действия судьи и в уголовном порядке, однако прокуратура не начала производство, одновременно согласившись, что описанные действия могут составлять дисциплинарный проступок. Отдельно защита обращалась в вышестоящий суд с просьбой установить срок, в течение которого суд первой инстанции должен был изъять материалы, охватываемые адвокатской тайной. Однако суд отказал и в этом.
Тогда защитники вместе с Z. подали конституционную жалобу на «иное вмешательство» органа публичной власти. Они настаивали, что приобщение к делу материалов, охватываемых адвокатской тайной, нарушило, в частности, право на уважение к частной жизни и корреспонденции.
В возражениях судья K. утверждал, что нормы УПК о недопустимости приобщения к делу перехваченных коммуникаций «адвокат — клиент» нельзя применять по аналогии, поскольку изъятые устройства принадлежали не адвокату, а клиенту. Также он указывал, что суд не имеет полномочий пересматривать такие данные и отбирать, что может быть доказательством, либо принимать решения об удалении материалов.
К конституционному производству присоединилась Чешская адвокатская палата, подчеркивая значение дела для гарантий права на защиту в уголовном процессе в целом. Однако Конституционный суд отклонил жалобу как явно необоснованную, исходя из того, что привилегия конфиденциальности коммуникаций «адвокат — клиент» является правом обвиняемого, а не адвоката, и потому не может рассматриваться как нарушение основополагающих прав самих защитников.
Адвокаты также обратились в Министерство юстиции с требованием извинений и компенсации нематериального вреда за служебное неправомерное деяние суда, а затем подали гражданский иск. Суд первой инстанции признал действия суда незаконными и присудил каждому из них частичную компенсацию, однако апелляция отменила денежные выплаты и ограничилась письменными извинениями для части заявителей, отказав другим из-за недоказанности вреда. Кассационного пересмотра стороны не инициировали, поэтому Минюст ограничился письменными извинениями. В то же время в параллельном споре, инициированном самим клиентом, Верховный суд отдельно подтвердил незаконность приобщения привилегированных материалов к уголовному делу и подчеркнул, что суд должен был обеспечить, чтобы такие данные хранились отдельно и не попали в дело еще до какого-либо пересмотра их содержания, а эксперт должен был получить соответствующие указания.
Адвокаты обратились в Европейский суд по правам человека. Они утверждали, что приобщение их переписки с клиентом к материалам уголовного дела в суде нарушило право на уважение к частной жизни и корреспонденции, гарантированное статьей 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Правительство возражало против приемлемости жалобы. Во-первых, оно утверждало, что адвокаты не исчерпали национальные средства правовой защиты: они воспользовались процедурой возмещения по Закону об ответственности государства, но не обжаловали решения национальных судов, которыми, по мнению Правительства, можно было добиться более надлежащего возмещения. Во-вторых, Правительство считало, что после того как национальные суды констатировали незаконность приобщения привилегированных материалов, адвокаты могли повторно добиваться их изъятия из материалов уголовного дела, ссылаясь по аналогии на нормы УПК об уничтожении перехваченных коммуникаций «адвокат — клиент». Отдельно Правительство настаивало, что часть заявителей утратила статус «жертвы», поскольку получила признание нарушения и письменные извинения, а также что существенного вреда не было: материалы не использовались как доказательства, не стали публичными, а доступ к ним имело ограниченное число лиц, связанных обязанностью конфиденциальности. Однако ЕСПЧ с такими аргументами не согласился и признал жалобу приемлемой.
Суд в Страсбурге исходил из того, что изъятые с устройств клиента данные содержали привилегированные коммуникации «адвокат — клиент», и этот факт не оспаривался сторонами. Такие коммуникации, согласно устоявшейся практике ЕСПЧ, пользуются специальной защитой по статье 8 Конвенции, а их копирование или исследование представляет собой серьезное вмешательство в право на уважение к частной жизни и корреспонденции.
Для Суда было принципиально, что защитники не утрачивают этой защиты лишь потому, что переписка хранилась на электронном устройстве клиента. Гипотетическая возможность пересылки данных третьим лицам или их последующего доступа для органов власти не означает отказа от частной жизни. Напротив, адвокаты имели обоснованное ожидание того, что конфиденциальность их коммуникаций будет сохранена. «Специальная защита, гарантированная коммуникациям „адвокат — клиент“, была бы лишена смысла, если бы не распространялась на электронные коммуникации, сохраненные как на устройствах адвоката, так и на устройствах клиента», — говорится в решении ЕСПЧ.
Далее Суд проверил, соответствовало ли вмешательство требованию «в соответствии с законом» в понимании статьи 8 Конвенции. Он напомнил, что это требование означает наличие основания в национальном праве, однако при этом «закон» должен пониматься в материальном смысле: соответствовать принципу верховенства права и быть предсказуемым в своих последствиях, то есть достаточно четко очерчивать обстоятельства и условия, при которых органы власти могут прибегать к таким мерам. В делах, касающихся мониторинга и записи частных коммуникаций, Суд отдельно подчеркнул необходимость достаточных гарантий от произвола и злоупотреблений, в частности специальных процессуальных гарантий для защиты конфиденциальности коммуникаций между адвокатом и клиентом.
В качестве примеров отсутствия таких гарантий Суд привел ситуации, когда национальное право не устанавливает специальной и предсказуемой процедуры осмотра электронных носителей для отбора доказательств и отделения привилегированных материалов, не регулирует потенциальные споры в рамках такой процедуры и не гарантирует, что привилегированные материалы не станут доступными органам расследования до того, как суды смогут провести конкретный и детальный анализ.
В рассматриваемом деле Суд пришел к выводу, что правовое регулирование изъятия данных с электронных устройств не было ни достаточно четким и предсказуемым, ни таким, которое содержало бы достаточные гарантии и процессуальные меры защиты конфиденциальности коммуникаций «адвокат — клиент».
Высокие судьи обратили внимание, что ни одно положение национального законодательства прямо и специально не устанавливало запрета осматривать и использовать привилегированные данные на изъятых устройствах, а национальные органы и суды делали противоположные выводы относительно законности их приобщения к материалам дела: одни исходили из общих принципов и аналогии с нормами УПК, другие, в частности Конституционный суд, такой запрет не усматривали.
В этих условиях было недостаточно ясно, существовало ли правило, запрещающее осмотр привилегированных данных на устройстве клиента, и каким образом оно применяется, а также не существовало специальной и предсказуемой процедуры для отбора и отделения привилегированных материалов.
Следовательно, вмешательство не соответствовало критерию «в соответствии с законом», в связи с чем ЕСПЧ констатировал нарушение статьи 8 Конвенции.
Подписывайтесь на наш Тelegram-канал t.me/sudua и на Google Новости SUD.UA, а также на наш VIBER, страницу в Facebook и в Instagram, чтобы быть в курсе самых важных событий.
